В мёртвой петле - Страница 53

…Сумерки уже переросли в чёрную, без единого огонька таёжную ночь, когда я увидел знакомую сосну с ободранной в одном месте корой. Оголённый ствол дерева я лично притёр землёй так, чтобы остался небольшой, более светлый участок светло—жёлтого цвета. Такой ориентир хорошо виден в темноте, если идти в нужную сторону, он покажет верное направление. Немного расслабившись и переведя дух, я осторожно переступил на пять шагов вправо от ориентира и на ощупь отыскал старую корягу под которой были упрятаны сигнальные верёвки. Дёрнув за один шнур два, а за другой четыре раза, я пошёл к берлоге, которая теперь совершенно точно была в каких-то двадцати метрах по прямой. Приятно оказаться дома, как ни странно это прозвучало в данных обстоятельствах, но… теперь это и есть мой настоящий дом.

Глава 6

Россия. 21 августа 2011года. Юго-западный участок Центрально-сибирской оккупационной зоны. 200 км на юго-восток от предместий г. Кемерово. Точка постоянного базирования партизанского отряда. 06.02 по местному времени. Партизан Антон Варламов. Стратегический замысел и боевое планирование.

В берлоге, которую нам так любезно уступил косолапый хозяин тайги, меня ждал горячий чай и скудный ручеёк новостей. Михась рассказал о том, что я и так уже выяснил про новый лагерь "туристов", а Варенуха пожаловался на подходящие к концу припасы: соль, сахар и крупы даже при урезанном рационе закончатся через месяц. С солью удалось вопрос решить — в шахтах, где мы с Михасём побывали в разное время, сохранились слежавшиеся в комки довольно приличные валуны каменной соли. С припасами выходило сложнее, поскольку из всех заготовок нам удалось только завялить килограмм пятьдесят оленины, пуда два леща и сороги, да разложить по пакетам высушенные коренья и травы. Всё это было разделено на четыре части и приготовлено к закладке в тайники, как неприкосновенный запас. Я лично вызвался отнести последний, самый тяжёлый куль с НЗ, поскольку нужно было на месте определить как примерно будет развиваться бой у моста. Сам план Шермана не вызывал более вопросов, гораздо сложней выходило то, как нам помешать уничтожению "туристов" и нейтрализовать Шермана. Пока Варенуха собирал мешок, придирчиво осматривая бурые полоски сушёного мяса и перекладывал их сушёной травой, мы с Михасём сели за карту. Попутно, на клочке непонятно как оказавшейся среди трофеев старой газеты на немецком языке, я делал карандашный набросок. В школе какое-то время я неплохо рисовал, но потом забросил, увлекшись боксом и самбо. Потом дурачился, рисовал карикатуры на друзей, в армии оформлял дембельский альбом, но особых талантов за собой никогда не подозревал. Однако сейчас, необходимо было сделать узнаваемый портрет шерманова подельника, чтобы Мишка его ненароком не пристрелил. Этот тип нужен непременно живым, поскольку именно он может явиться тем ключиком с помощью которого можно будет пробраться на авиабазу. Виденные там "бомберы", ни на миг не оставляли моего воображения, их смертоносный полёт должен прерваться, я решил, что сделаю для этого всё….

Обсуждение шло трудно, время жёстких приказов ещё не пришло: оба моих товарища, по сути штатские люди, находящиеся под ещё большим гнётом обстоятельств нежели я сам. Война для Варенухи и Михаила стала тем прессом, который в тонкий блин раскатал всю их жизнь и мироощущение. От окончательного нервного срыва обоих удерживают только повседневные, простейшие действия — поесть да поспать. Сколько времени потребуется на то, чтобы окончательно превратить обычных, немолодых уже мужиков в умелых солдат, я даже приблизительно не могу посчитать. Пролитая кровь своя и чужая, не сделают из водилы или обычного охранника махровых вояк, всё происходит с точностью до наоборот. Рано или поздно они ударятся в меланхолию, а потом дело вполне может дойти и до суицида. Поэтому важно сейчас не требовать и гнуть обоих под себя, а действовать исключительно убеждением. Нужно показывать своим личным примером, что наше дальнейшее существование именно в качестве партизан и солдат, это единственно возможный образ действий в сложившейся ситуации. Знаю, со стороны может показаться, что это слишком долго и неэффективно убеждать доверившихся тебе людей в том, что нужно идти и рисковать своей жизнью, ради совершенно призрачной на их взгляд цели. В самом деле, гораздо проще было бы уйти на восток. Где сплошняком стоят горы и забившись в какую-нибудь глубокую пещеру, промышляя охотой коротать там год за годом и ждать, как всё повернётся. Жить тихо, коптить небо и спокойно ждать, что либо наши действительно победят и тогда можно будет выползти наружу, либо тихо прожить сколько получится и помереть от старости. Выход вполне себе безопасный, знай делай короткие вылазки за припасами, да посмеивайся над дураками, непонятно за кого льющими свою кровь, сражающихся с заведомо более сильным и многочисленным врагом. Но вот что если все подумают точно также и расползутся по щелям словно паразиты? Значит нет тогда у нас права называться отдельной нацией. И чем бы то ни было кичиться. Те, кто не готов отстаивать честь и свободу, свои дома и тех кто слабее и сам постоять за себя не может — несомненно заслуживают участи уготовленной им любыми агрессивными пришельцами или даже обычными бандитами из соседней тёмной подворотни. Сейчас Михась и Семёныч это вся моя армия, все солдаты которые должны перестать убегать и начать давать врагу сдачи. Но чтобы любой новый бой не выглядел как акт отчаянья и бессмысленное самоубийство, им нужно дать почувствовать, что мы воюем по плану продуманному на отдалённую перспективу. И в какой-то момент, я почувствовал, что этот перелом в сознании партизан наступает, теперь важно не спугнуть его, дать уйти отчаянью. Пусть на его место придут уверенность и боевой азарт, только так можно будет побороть то чувство безысходности, которое нет-нет да и проглядывает во взглядах и речах обоих. Поэтому стиснув зубы и закаменев лицом ещё больше, я принялся объяснять. Дело шло туго, сомнения у артельщиков были и не скажу чтобы это были пустые страхи, задача стоявшая перед нами воистину стоит грандиозная.